среда, 14 ноября 2018 г.

Сергей Сарсания: «WADA имело полное право так поступить!» Часть 2

 

ЖМ: А где вы проводили свои исследования с нероболом и ретаболилом? 

СС: В рамках проблемной лаборатории. Она мне помогала. Думаете это была плановая тема? Я тогда работал у В. М. Зациорского. Мы сами все делали. Мне помогал Леонид Райцин. Кожные складки на кафедре анатомии замерял Александр Пилиповский. Я сам всех привлек и исключительно за научный интерес. Деньги никто им не платил за это. Но когда я исследования провел, меня спорткомитет попросил написать методичку. Но насколько я знаю, мое исследование по этой теме было единственным в стране. И этим должны заниматься в специализированной лаборатории фармакологии, а ее как таковой и не было. Точнее она была, но в ней исследовали женьшень, элеутерококк, лимонник, аралию маньчжурскую и другие адаптогены. Заведующий лабораторией был Евсей Беленький. Он работал под патронажем академика И. И. Брехмана, который на Дальнем Востоке всем этим и занимался. Причем исследования они делали на животных, не на людях. А прикрытием никто не занимался. 

ЖМ: Но вы же сами рассказывали о том, как прикрывали Василия Алексеева на ОИ 1976 г. лимонной кислотой, и он успешно прошел допинг тест. 

СС: Да, но это единичные случае. Кстати про лимонную кислоту мне подсказал Семенов. Но все что было, было примитивно и опять же это все было подслушано и подсмотрено у спортсменов других стран. В 80-м году я был на сборе в Рязани перед Олимпиадой. Мы работали со средневиками и стайерами. Давали им разрешенную фармакологию типа милдроната, его у нас исследовали в лаборатории Волкова, но я к тому времени оттуда ушел. Тогда и слова-то «мельдоний» не было. На сборах присутствовали фармаколог профессор Рашен Сейфулла и младший научный сотрудник Сергей Португалов, они тогда пришли из института трансплантологии органов, где Шумаков был директором. И Португалов мне говорит: «Мы прикрытие нашли». «Какое?» «Антибиотики». Я удивился, ведь иммунитет снижается сила падает. Не знаю использовали они или нет. А больше не было у нас разработок по прикрытию. 

ЖМ: Почему в ГДР этим занимались, а у нас - нет? 

СС: А мы всегда считали что мы и так лучшие, впереди планеты всей. Как мне Ваня Абаджиев говорил: «Серега, у вас в стране тысяча штангистов, а у нас десятки. Мы вынуждены каждого лелеять и беречь». Вот к чему приводит величие страны и большое количество людей. Не Китай, конечно, но 140 млн. Англия занимает 2-е место по медалям на ОИ, а мы всего лишь четвертое. 
Вот на днях в Нью Йорк Таймс появилось интервью Григория Воробьева, врача сборной страны по легкой атлетике с 1959 г. Ему сейчас 88 лет, и он живет в Америке. Я его хорошо знал, он мне на Португалова жаловался, что тот его все время подставляет, узнает про какие-то препараты и дает их сборникам, а данные по срокам вывода дает старые, некорректные и наши легкоатлеты ловились, а грехи на него повесили. И вот в этом интервью Воробьев привел фото документов, напечатанных на машинке о программе подготовки легкоатлетов к ОИ 1984 г за подписью Португалова и Сейфуллы. Команде было рекомендовано использовать препараты ретаболил, стромба или стромба-джет. Причина отказа от других препаратов – отсутствие данных по срокам выведения инъекционных форм. Дозировки кстати рекомендовались минимальные, от 3 до 5 ампул 50 мг, кандидатам на олимпийские медали. Причем прием завершить за 145-157 дней в зависимости от даты проведения соответствующих финальных соревнований Олимпийских игр. Это сейчас представляют за рубежом, как советскую допинговую госпрограмму. А на деле это как раз иллюстрирует нашу безграмотность и отсутствие научного подхода. Станозолол (действующее вещество стромбы и стромбы-джект) впервые определили на допконтроле у Бена Джонсона в 1988 г. Принятая за 145-157 дней до старта водная суспензия в указанном количестве никакого эффекта уже не дала бы, период полужизни этого препарата короткий. Нандролона деканоат (ретаболил) как показали многие исследования, обладает самым продолжительным воздействием на клеточные рецепторы, ответственные за анаболические процессы – это самый длинный эфир, и он дольше всех других препаратов ловится. А попадаться на нем спортсмены начали с 1978 года. А в этом документе одинаковые рекомендации по обоим препаратам… 
Но это хоть какая-то система, пусть и не верная, но единая. Потому что, когда я начал этим заниматься, а я свою методичку издал в 1973 г., то тогда никакой системы вообще не было. Каждый ел сколько хочет, по 15-20 таб. и более. Мне удалось сделать единую систему фармакологической поддержки в тяжелой атлетике. Я попытался тогда распространить ее на все виды спорта – не удалось. Так что у нас даже системы по использованию, не говоря уже о прикрытии. И быть не могло. Потому что это всё связано с большими деньгами и спортивные чиновники, тогда еще СССР, просто превратили это в свою кормушку. К примеру, у тебя есть 3 человека показывающие высокий результат и любой из 3-х может выиграть Европу и мир. Естественно все они принимают АС. Звонят сверху в антидопинговую лабораторию и говорят скажи, что эти два спортсмена «грязные» а этот «чистый», и поэтому на чемпионат он поедет. Вот такими вещами занимались. Мы сами создали эту нечистую систему, позволяющую кого-то казнить, а кого-то миловать. В качестве примеру приведу историю, случившуюся непосредственно со мной. Перед ОИ в Китае, в апреле я был командирован в Ташкент, где проходил рейтинговый турнир по борьбе, чтобы провести забор проб мочи у призеров. И ко мне пошло паломничество представителей спортсменов. «Мы знаем, что мы «грязные», надо сделать чтобы пробы были «чистыми». Я говорю: «Это не мой вопрос, это к Виталию Александровичу. Мое дело забрать мочу и убедится, что нет подмен». Эта система существовала и карающей или милующей организацией был спорткомитет. Это была государственная система прикрытия этих безобразий. Потому что без этого они ничего не могли. А там уже выбирали. Кто больше денег даст тот оказывается чистым. А каким образом договаривались на чемпионатах мира я уже не знаю. Сейчас, как только ввели паспорта нашему спорту пришлось совсем тяжко. 

ЖМ: Как же другие страны держатся на плаву? 

СС: Находят другие, нетривиальные методы. ГР практически не определяют, инсулин. Используют их. Находят новые формы, не попадающие под определения допинга. Есть препарат от болезни Паркинсона, который способствует выделению огромного количества дофамина, а дофамин — это предшественник адреналина. По-моему, в списке допингов этого препарата нет, а он дает повышение результата. 

ЖМ: Что случилось 2 года назад, что ВАДА пошло на нас виной. Чья это вина? И кто виноват в том, что мы не отреагировали вовремя? 

СС: Я думаю это связано с нашей неправильной политикой в отношении соседних государств. Давление со стороны ВАДА это просто одна из санкций, направленных на страну. Из-за этого и мельдоний возник в списке запрещенных препаратов. Потому что, кроме как в странах СНГ, его никто никогда не применял. Неэффективный препарат. Предпосылок для атаки по спортивному фронту на нас было более чем достаточно. Мы настолько грязно, нечистоплотно работали, что всем было видно, что это тот самый случай где можно прижучить. Нас ловили и до этого постоянно. Так что ВАДА имело полное право так поступить. Мы и так держались на грани фола. Но после Крыма была дана конкретная команда. Были бы мы более научно подготовлены, не смог бы никто придраться, а так слишком много фактов против нас накопилось. А то, что чиновники реагируют с опозданием, так они ЦУ с верху получить должны были. 

ЖМ: То есть Мутко и его аппарат не виновны в данной ситуации? 

СС: Он заложник ситуации. Он сам ничего не решает. Что Путин скажет, и он сделает. 

ЖМ: А зачем Путину этим заниматься? У него других дел что ли нет. Вы же сами говорили, что спорт уровень второго секретаря, а не первого лица. 

СС: Спорт — это его любимое упражнение. Я вот тут недавно давал интервью японцу – корреспонденту газеты «Асахи» и сказал, что надо сделать Путина министром спорта, после завершения им президентского срока. Он в этом хорошо соображает. 

ЖМ: Почему же Путин не выделяет деньги на науку, если он так все контролирует? 

СС: Я думаю ему просто об этом никто не сказал. Некому подсказать. Проблема развития спорта должна быть государственной. Не ограничиваться ВНИИФком и ГЦОЛИФком, а подключать туда ведомства Министерства здравоохранения и оборонные ведомства и решать этот вопрос. 

ЖМ: А оборонные зачем? 

СС: Там есть нанотехнологии которые надо внедрять в тренировочный процесс. И руководить этим процессом должен человек понимающий, что такое спорт слабые звенья в подготовке спортсменов. У нас методика слабая. Есть конечно В. Н. Селуянов, но он не признан на высоком уровне и по нему тренируются единицы. У нас очень часто отказываются от прогрессивных подходов предпочитая тренироваться по старинке, хотя это дорога в никуда. Я в прошлом году попытался Саню Грачева в «Спартак» засунуть. Туда как раз наш тренер по физподготовке Саматов пришел. А у Сани опыт работы в «Волге» и «Крыльях Советов». Но Аленичев, главный тренер в тот период, сказал: «У нас штанги не будет!». Вот он в Португалии играл, там мол штангой не занимаются, и мы не будем. Сейчас его уволили, после поражения «Спартака» от кипрского АЕК в третьем квалификационном раунде Лиги Европы. 
Пока система не изменится ничего не будет! В 1973 г за рубежом стал апробироваться радиоизотопный метод определения АС. А я как раз закончил специализацию в институте совершенствования врачей по радиоизотопной диагностике. Для того чтобы этот метод нам знать и представлять, как он работает нужно создать лабораторию в Москве. Я пишу служебную записку о новой методике определения анаболических стероидов, главный тренер по тяжелой атлетике Медведев меня поддерживает. Но чиновники отказали. И средства были на лабораторию, но решили делать ее в Ленинграде. И деньги ушли туда. Я сказал им тогда что это не перспективно. Олимпиада будет в Москве. И лаборатория здесь нужнее. Даже к Павлову на прием ходил. Но не дали… Коррупция тогда тоже была, и они там, на верху свои дела делали. Всё на связях, всё на откатах! Та научная работа, которая сейчас идет в наших НИИ на самом деле практически никакой научной ценности не представляет. Так для галочки проводится. И пока государство серьезно не возьмется за этот вопрос, нас так и будут ловить на допингах и манипулировать этим, как средством в политической борьбе.

Сергей Сарсания: «WADA имело полное право так поступить!» Часть 1



Такого скандала, как на Олимпийских Играх и Паралимпийских Играх 2016 г. ни СССР, ни Россия еще ни разу не видели. От участия в Играх были отстранены сборные по легкой и тяжелой атлетике. А паралимпийская сборная России была отстранена от Игр в полном составе. Глава антидопинговой лаборатории Григорий Родченков, обвиняемый в уничтожении 1417 допинг-проб, а также его заместитель Тимофей Соболевский перешли на другую работу — в США. Руководство РУСАДА ушло в отставку. Свое мнение по этому вопросу мы попросили высказать нашего постоянного консультанта, профессора, ведущего научного сотрудника НИИ спорта Российского государственного университета физической культуры, спорта, молодежи и туризма, кандидата медицинских наук, специалиста в области медико-биологических проблем физической культуры и спорта, автора более 150 научных работ, заслуженного работника физической культуры С. К. Сарсания. 

Железный Мир: Здравствуйте Сергей Константинович! Что вы можете нам сказать о сложившейся ситуации в российском спорте? 

Сергей Сарсания: Свою позицию об использовании допинга в спорте я высказывал неоднократно на различных уровнях. Можно полностью запретить допинг, но тогда нужно быть готовым к резкому снижению результатов на высшем уровне и потере зрелищности и соответственно денег. Кто пойдет смотреть соревнования спринтеров в котором победитель в беге на 100 метров не будет выбегать из 10-и секунд, зная, что Болт бежит за 9,58. Нужно быть готовым к тому что результаты снизятся до уровня 60-х годов. Либо проводить отдельно соревнования среди любителей с самым строгим допинг-контролем и соревнования среди профессионалов без допингконтроля. Тогда не будет двойных стандартов, когда известные спортивные чиновники и функционеры вещают с трибун о чистоте нашего спорта и борьбе с допингом, а сами внедряют использование этих же допингов, да еще и зарабатывают на этом большие деньги. И эти двойные стандарты сейчас имеют место быть во всем мире, и они предлагают свои правила игры, которые надо соблюдать. Этот пиар и реклама по ТВ, что русских ненавидят, что наши спортсмены все чистые и честные, а нас гнобит «проклятый Запад» рассчитан на людей совсем не знакомых с реальным положением дел. Если бы в этом не было сермяжной правды - никто бы ничего не говорил и не мог сказать. Все идет от нашей системы. А система эта государственная. Государство не выделяло денег и не выделяет на проведение исследований, связанных с этой проблемой. 
В 68 году я начал исследовать вопрос использования допинговых средств в спорте высших достижений, и я понял, что мы отстаем от запада лет на 30. И в науке, и вообще во всех отраслях кроме космоса, балета и хоккея. Сейчас эта дистанция нисколько не сократилась. 

ЖМ: А разве в 80-е ситуация не улучшилась? 

СС: Только частично, да и то потому, что тогда не было ВАДА. ВАДА была учреждена в 1999г. А до этого все делали национальные допинговые лаборатории, получившие лицензию. Все это делалось в рамках одной страны. Олимпийские Игры проводят – взятие допинг проб и проверку поручают стране организатору. И никакой организации которая бы контролировала деятельность этих лабораторий не существовало, пока не появилось ВАДА. Вопросы коммерциализации этой структуры поднимать не буду, я не владею точной информацией по этому вопросу. Но знаю, что деньги там крутятся большие, раз им каждая страна отчисляет. 
Но отставание не сократилось. Если допинг принимается, а все страны его принимали, нужно проводить в этом плане исследовательскую работу в параллельных направлениях. Нужно исследовать сам препарат, который ты создал, нашел, или украл у кого-то - это не возбраняется. Но всегда параллельно нужно работать над прикрытием. То есть разрабатывать методику приема препаратов и методов, позволяющих не обнаружить этот препарат при проведении допинг теста. Мы сами не синтезировали ни одного анаболического стероида. Только использовали западные препараты. Хотя и запускали у себя их производство. А уж о прикрытии и вообще говорить нечего. Не будем сейчас поднимать вопрос о моральной стороне этого вопроса. Мы приняли эти правила игры и должны были в рамках этих правил обеспечить научное сопровождение на высшем уровне. Как это делали в США или в ГДР. Мой друг Иван Абаджиев, тренер болгарских тяжелоатлетов плотно общался с немецкими тренерами и рассказывал мне об их системе. В ГДР использовали свои анаболики и целый комплекс маскирующих средств и мочегонные препараты, которые сводили к минимуму возможность попасться. В США к примеру этим вопросом занимался бывший директор американской лаборатории BALCO Виктор Конте. Лаборатория снабжала допингом ряд известных американских спортсменов, некоторые из которых стали олимпийскими чемпионами. Конте использовал препараты, он и разрабатывал прикрытие. Заработал бешенные деньги. У нас не было исследований. Все было на уровне слухов. Кто-то где-то услышал про новый препарат, кто-то где-то подслушал как использовать. 

ЖМ: Да, помню, читал в журнале «Легкая атлетика», что после дисквалификации Джонсона наши легкоатлеты удивлялись, что это за такой новый неизведанный препарат «станозолол» и были очень удивлены, что это привычная для них стромба. 

СС: Да, это была серьезная проблема. Для ее решения нужны были деньги, для этого должна функционировать специализированная лаборатория. А у в системе спорткомитета лаборатория, там нет даже лаборатории спортивной фармакологии. Мне предлагали должность завлаборатории в Институте Спорта я отказался. 

ЖМ: Это давно было? 

СС: Это было, когда на посту ректора ГЦОЛИФКа В. М. Игуменов заменил В. В. Меньшикова. Игуменова из Омска в Москву привез его тренер В. В. Громыко. Он в Омске был ректором института физической культуры, а потом был переведен в Москву в Комитет по физической культуре и спорту Совета Министров РСФСР, а в 1986 г. стал Заместителем Председателя Госкомспорта СССР. Как все это происходило? Председатель комитета народного контроля СССР с 1987 г. стал С. И. Манякин, а до этого он был первым секретарем Омского Обкома Партии. Вообще-то в СССР проблемами спорта занимались вторые секретари. В областях – вторые секретари обкомов партии. В Москве это второй секретарь горкома партии. В ЦК второй секретарь ЦК партии. Но Манякин спортом интересовался напрямую. В то время, как впрочем, и сейчас, заняв определенную должность чиновники начинали подтягивать в аппарат своих людей. Манякин подтягивал Громыко, а тот в свою очередь своего любимого ученика Виктора Игуменова, 5-кратного чемпиона мира по классической борьбе. И Меньшикова под него убирают. А Меньшиков был доктор медицинских наук, лауреат государственной премии СССР. Он в свое время проиграл борьбу в 1-м Мединституте, хотел быть ректором, а посадили другого – члена парткома. Меньшикова поставили ректором в ГЦОЛИФк. Конечно мединститут и ИФК не сравнимы, 1-й мед это лучший Медвуз страны. И вот теперь было принято решение убрать Меньшикова и перевести его на новую должность. Было принято решение учредить Институт Спорта. Директором его должен был быть В. Л. Сыч, бывший заместитель председателя Спорткомитета СССР. Работал он тогда главным редактором журнала "Научно-спортивный вестник". Потом он стал президентом Федерации Хоккея, в 90-х на него было совершено покушение, машину киллеры расстреляли его убили. Так вот он стал директором Центрального научно-исследовательского института спорта, а заведующим сектором спортивной медицины поставили Меньшикова. И в этом секторе организовали лабораторию спортивной фармакологии, куда меня и приглашали. 

ЖМ: Даже не слышал про такую лабораторию и сектор… 

СС: Да они просуществовал всего несколько месяцев. Меньшиков мне предложил возглавить лабораторию спортивной фармакологии в его секторе. Я ему сказал: «Вадим Владимирович спасибо за то, что вы такого высокого мнения обо мне, но я считаю и должен вам это сказать поскольку вы в спорте новый человек, а я уже 15 лет в нем — это мертворожденное дитя. Оно не выживет. И поэтому я вынужден отказаться». А было принято официальное постановление Спорткомитета. 

ЖМ: Вы считали, что не будет должного финансирования? 

СС: Нет я считал, что нет квалифицированных кадров. Некому было работать. 

ЖМ: Ну растили бы кадры, воспитывали… 

СС: У нас же если задачу поставят, то проблема сразу должна быть решена. Никто не хочет ждать. А это наука, она не терпит скорости. Как-то мы с Виталием Семеновым, директором антидопинговой лаборатории пришли к ректору с зампроректором и представителем фирмы Hewlett-Packard Enterprise, которая давала всю аппаратуру московской лаборатории. Давайте создадим лабораторию во ВНИИФКе и назовем ее лабораторией по определению спецпрепаратов. Со спортсменами будем работать, да еще наркотики у школьников можем определять, зарабатывать на этом можем. И что ректор этот говорит? Когда отдача будет? Я говорю это наука. Не скоро. Но для них сегодня деньги - завтра стулья. 
Большим достижением для нашей спортивной науки стало открытие в 1968 г проблемной лаборатории. Постановлением правительства. Секретарь ЦК партии Павлов это продвигал. Подписал председатель Госкомитета по науке и технике академик Владимир Алексеевич Кириллин. 60 с лишним ставок дали. Зарплата первой категории. КН старший научный сотрудник получал 300 рублей. А до этого только лаборатории на кафедрах были. 
А тут как раз это постановление Спорткомитета о создании Института Спорта. И на базе нашей лаборатории. Забрали лабораторию физиологии, где Коц работал, лабораторию биохимии, которую Волков возглавлял и лабораторию психологии. Практически половину состава отдали туда. Но я отказался и уговорил проректора по науке Евгения Аракеляна чтобы он перевел меня в проблемную лабораторию к Виктору Селуянову. А так бы я вынужден был идти туда автоматом. Все сотрудники подразделений физиологии, биохимии и психологии так и ушли автоматом в этот НИИ. И через несколько месяцев это все лопнуло, как я и предрекал. 

Профессор Сарсания. Спорт это война. Но не надо убивать спортсменов на этой войне.



Сегодня мы вновь обратились с вопросами к ведущему научному сотруднику НИИ спорта Российского государственного университета физической культуры, спорта, молодежи и туризма, кандидату медицинских наук, специалисту в области медико-биологических проблем физической культуры и спорта, автору более 150 научных работ, заслуженному работнику физической культуры профессору Сергею Константиновичу Сарсания. Читатели нашего журнала наверняка помнят его интервью: «Допинг в СССР» и методичку «Анаболические стероиды и спортивная работоспособность». 
Железный Мир: Здравствуйте, Сергей Константинович! После публикаций в журнале вашего материала в редакцию приходят многие вопросы от читателей. Некоторые из них я хотел бы задать вам в этой беседе. 
Сергей Сарсания: Здравствуйте. Слушаю вас. 
ЖМ: Скажите, поскольку советские атлеты соревновались в условиях допингконтроля, наверняка использовались методы сокрытия результатов приема запрещенных препаратов? 
СС: Конечно, использовались. Спорт рассматривался как средство идеологической борьбы. И перед нашими специалистами стояла задача выиграть соревнования и не попасться на результатах проб. Наиболее часто с этой целью применялись мочегонные препараты. Их эффект был настолько силен, что WADA впоследствии приняла решение внести мочегонные препараты в список запрещенных средств. 
Как я уже упоминал в предыдущем интервью, мы также активно применяли лимонную кислоту. Кислая среда всегда маскировала следы АС. Наиболее яркий пример на моей памяти это ситуация с нашим знаменитым тяжелоатлетом Василием Алексеевым на Олимпийских Играх 1976 года. На предыдущих Играх в Мюнхене допинг контроль был фиктивный, а в Монреале за это дело взялись всерьёз. Конечно, приём лимонной кислоты должен был быть проведен заблаговременно. Но наши «спецы» видимо не ожидали серьёзности подхода и не подготовились. В итоге Василия всю ночь отпаивали лимонной кислотой. Но, тем не менее, допинг тест он прошел успешно и стал олимпийским чемпионом. А вот болгары попались. И вынуждены были отдать медаль нашему спортсмену. Так же мне приходилось слышать, что велись какие-то исследования по использованию в качестве прикрытия антибиотиков. 
ЖМ: Антибиотиков?! Но они же снижают силу. Помню, читал у Юрия Власова в его книге «Справедливость силы», что в период Олимпийских Игр 1960 г. в Риме у него был страшный фурункулёз на бедрах. Но врачи категорически запрещали употребление антибиотиков. И фурункулы, проросшие в мышцы, вскрывали уже в Москве. 
СС: Совершенно верно, снижают. Но после того как стал известен факт положительного действия на сокрытие следов запрещенных препаратов было принято решение исследовать этот вопрос и подобрать препараты и их дозировки, которые бы в меньшей степени снижали силовые качества атлетов. 
ЖМ: А приходилось ли вам использовать гормон роста? 
СС: Этот препарат был достаточно популярен в СССР. Использовали в основном свой, литовский, но так же применяли и канадский. Я связывался с институтом эндокринологии по этому вопросу. Нашел специалиста эндокринолога, которая непосредственно занималась этим препаратом. Но я всегда был противником использования гормональных препаратов. В Литве была издана монография «Гормон роста». Я эту монографию в Клайпеде в 1989 году, когда был на сборах с национальной женской командой по хоккею на траве. Но изучив вопрос, я не решился использовать этот препарат в подготовке своих спортсменов. Хотя многие его применяли и достигали результатов. 
ЖМ: Почему? 
СС: Я гак врач, давший клятву Гиппократа, всегда являлся противником гормональных препаратов. Эндокринная система человека очень тонкий механизм. Недаром эндокринология одна из самых малоизученных разделов медицины. Все гормоны в организме человека очень взаимосвязаны между собой. И при приеме любого гормона внутрь происходит разбалансировка. И у каждого человека она будет индивидуальна. Предсказать, что мы получим на выходе невозможно. Понятно, что спорт это такое социальное явление, в котором нет такого понятия как честность. Все средства хороши для победы. Как некоторые сейчас говорят: спорт это война. Но не надо убивать на этой войне. Тем более самому себя. 
ЖМ: Ну а как же тогда прием анаболических стероидов и ваши слова о том, что прием указанных вами дозировок абсолютно безвреден? 
СС: В том-то и дело. Я никогда не применял и не советовал применять эфиры тестостерона. Именно андрогенная составляющая тестостерона и воздействовала на другие железы внутренней секреции, активизируя выброс других гормонов и приводя к созданию определенного общего гормонального фона. Но анаболические стероиды это аналоги тестостерона, в которых максимально усилено анаболическое действие и при этом сведено, насколько это возможно, андрогенное действие. Поэтому рост мышечной массы не сопровождался сколько-нибудь значительным изменением общего гормонального фона. Естественно, это только при приеме минидоз. Если дозы повышались, то андрогенная составляющая оказывалась достаточной, чтобы вызвать сбой в общем гормональном фоне и последствия этого, как я и говорил, могли быть непредсказуемыми. 
ЖМ: Сергей Константинович, вы всегда рекомендовали приём АС короткими курсами. А в период между курсами, что вы рекомендовали принимать своим спортсменам, чтобы снизить до минимума неизбежное падение результатов? 
СС: Сам я исследований по этому вопросу не проводил. Поэтому применял стандартные препараты рекомендуемые в данном случае. Это метилурацил, L-карнитин, Кальция пангамат (Витамин В 15), препараты, препараты на основе левзеи, в первую очередь, конечно, узбекский «Экдистен», а так же аминалон, для улучшения питания мозга, который, как говорится всему голова. Дозировки были терапевтические. 
ЖМ: L-карнитин рекомендовали с этой целью? 
CC: Да помимо жиросжигающего действия L-карнитин обладает выраженным анаболическим действием. Особенно успешно его применяли пловцы. Но, я слышал, что этот препарат активно использовали болгарские тяжелоатлеты под руководством Ивана Абаджиева. 
ЖМ: Кальция пангамат я сам, помню, применял в 90-е годы в период занятий легкой атлетикой. К сожалению, в 2000-х его сняли с производства. 
СС: Да, к сожалению много эффективных и доступных по цене лекарственных препаратов сняли с производства и заменили дорогими импортными и малоэффективными препаратами. 
ЖМ: А какие поливитаминные комплексы вы использовали для фармакологичесой поддержки спортсменов? 
СС: К этому вопросу я подходил очень серьезно. Проанализировал состав всех витаминных препаратов, производимых в СССР, и пришел к выводу, что оптимальным комплексным витаминным препаратом для спортсменов силовых видов спорта является «Декамевит». Именно этот поливитамин я использовал в комплексе с нероболом и ретаболилом в своих экспериментах. 
ЖМ: При использовании витаминных препаратов вы ограничивались терапевтическими дозировками, или повышали их? 
СС: Для спортсменов терапевтических дозировок маловато. В отношении витаминов я назначал дозировки в два раза больше рекомендуемых. 
ЖМ: А какой из импортных поливитаминов был тогда лучшим? 
СС: Супрадин. Я даже писал служебку в вышестоящие инстанции с просьбой о том, чтобы мне привезли для исследований партию «Супрадина» и «Стромбы» – станозолола, производимого голландской компанией “Sanofi”. В то время я работал с командой «Динамо»(Москва) по хоккею с шайбой. 
ЖМ: Ну и как, удовлетворили просьбу? 
СС. Поначалу да. Произвели закупку. Но потом там наверху произошли какие-то свои игры, в результате которых было принято решение передать партию «Стромбы» не хоккеистам, а легкоатлетам. 
ЖМ: А почему вы заинтересовались именно этим препаратом? 
СС: Анализируя зарубежную научную литературу, я отметил, что у станозолола очень высокий анаболический индекс, что делало его одним из лучших препаратов в своем классе. Результаты зарубежных исследований подтвердили его высокую эффективность. А «Стромба» на рынке считалась наиболее качественным вариантом этого фармпрепарата. И я собирался провести с ним комплексное исследование аналогичное тем, которые проводил с нероболом и ретаболилом. Но, к сожалению, из-за решения наших спортивных чиновников этому не дано было осуществиться. 
ЖМ: В силовых видах спорта у спортсменов во время тренировок и соревнований достаточно часто сводит мышцы. Мне приходилось слышать байку, что в советское время тяжелоатлеты решали эту проблему обычной поваренной солью. Клали ложку соли в стакан томатного сока, иначе за раз ее было съесть затруднительно, а с соком в самый раз. Вам приходилось сталкиваться с этой проблемой? 
СС: Приходилось. Но я в качестве профилактики судорог у штангистов использовал хлористый калий. 
ЖМ: Расскажите подробнее. 
СС: Хлористый калий, или хлорид калия выпускался тогда в порошке. В основном это вещество используется в качестве минерального удобрения в сельском хозяйстве, поэтому промышленное производство его хорошо налажено. В качестве лекарственного препарата хлорид калия используется при заболеваниях сердца, нарушениях водно-солевого баланса и при гипокалимии. 
Хлорид калия эффективно избавляет от судорог, но сильно раздражает слизистую желудка. Поэтому на сборах я давал спортсменам его после еды по чайной ложке, которую они размешивали в компоте. 
ЖМ: Один раз в день? 
СС: Да. Только во время обеда. Кстати этот метод я нигде в своих работах не описывал. Но он был очень эффективен. За все время моей деятельности в спорте высших достижений в качестве врача сборных команд по различным видам спорта, не было ни одного случая, чтобы у моих спортсменов на соревнованиях возникали судороги

Сергей Сарсания. Допинг в СССР. ЧАСТЬ 1



Сегодня «Железный Мир» представляет вам профессора ведущего научного сотрудника НИИ спорта Российского государственного университета физической культуры, спота, молодежи и туризма Сергея Константиновича Сарсания, кандидата медицинских наук, специалиста в области медико-биологических проблем физической культуры и спорта, автора более 150 научных работ, заслуженного работника физической культуры. Специально для нашего журнала Сергей Константинович дал нам эксклюзивное интервью об истории зарождения допинга в Советском Союзе. Многие факты никогда ранее не публиковались. 

«Железный Мир»: Здравствуйте Сергей Константинович. Я знаю, что вы внесли огромный вклад в изучение и разработку систем применения анаболических стероидов в спорте высших достижений. Расскажите, как вы начали заниматься этой проблемой. 

Сергей Сарсания: Здравствуйте. В 1962 г. я впервые приехал в Москву в целевую аспирантуру из Узбекистана и занимался я тогда совсем другими проблемами. Тема диссертации была «Физиологические аритмии сердца». Я, можно сказать, создал теоретическую базу, в которой показал, что сердечный ритм обладает очень большой вариабельностью у спортсменов в различных состояниях, а при заболеваниях становится чересчур стабильным. Моим научным руководителем был профессор Иван Михайлович Саркизов-Серазини , заслуженный деятель науки, лечивший слуг народа тибетской медициной и являющийся одним из основоположников советской школы спортивного массажа. К сожалению, он скончался в период моего обучения и вторым моим научным руководителем стал Владимир Зациорский. Параллельно со мной подобные исследования проводились в Институте Медико – биологическим проблем связанные с космонавтикой. Моим оппонентом был профессор Р.М. Граевский. Я защитился, но в силу сложившихся обстоятельств был вынужден вернуться домой в Ташкент. 

Второй раз в Москву я приехал в 1967 г. И так сложилась судьба, что моя будущая жена училась на вечернем отделении во 2-м мединституте и одновременно работала лаборанткой у профессора Карпмана. Был такой кардиолог, заведующий кафедрой спортивной медицины в нашем институте. Сейчас кафедра носит его имя. А у Карпмана соискательницей была жена Аркадия Никитьевича Воробьева, старшего тренера сборной СССР по тяжелой атлетике, и моя будущая супруга оказала ей неоценимую помощь в ее диссертационной работе. Я хоть и был в то время уже кандидатом медицинских наук, но практически никого не знал в Москве. Так вот Воробьев, в благодарность за помощь моей супруги устроил меня на работу во 2-й врачебно-физкультурный диспансер г. Москвы в Лужниках врачом диспансеризатором с окладом 100 руб. (90 руб - ставка врача, 10 руб добавка за степень КМН). Тогда этот диспансер был ведущим в СССР, через него проходили все сборные команды Советского Союза. Когда у команды тяжелоатлетов проходили сборы, я должен был на эти сборы выезжать с командой, как врач. Когда сборов не было, я работал непосредственно в диспансере. Моё первое знакомство со сборной командой СССР по тяжелой атлетике состоялось в сентябре 1967 г. в г. Дубне, Московской обл. Там был, да и сейчас существует институт ядерных исследований, куда регулярно приезжали иностранцы, была прекрасная база. Первоклассное питание икра черная и красная, черная вырезка. Как раз то, что штангистам надо. И там я безвылазно провел 6 месяцев. 

А на носу была Олимпиада в Мехико 1968 г. Поскольку Мехико расположено на высоте 2 600 метров, это создавало определенные трудности спортсменам , особенно в видах спорта требующих выносливости. Поэтому руководители мексиканского спорта и МОК устраивали в течение трех предолимпийских лет – 1965, 1966 и 1967-м годах, в месте проведения предстоящей олимпиады и в сроки ее проведения, то есть в октябре, так называемые олимпийские недели. Спортсмены и ученые ряда стран, планирующих принять участие в предстоящих Олимпийских Играх, приезжали на арены предстоящих соревнований и проводили там тренировки и исследования. Воробьев в то время защитил докторскую диссертацию, и он претендовал в какой-то степени на роль ведущего теоретика физической культуры. Его главным оппонентом был профессор Лев Павлович Матвеев, и они постоянно пикировались на страницах спортивных журналов. Воробьев был ярым противником ОФП в тренировке тяжелоатлетов, считал это впустую потраченным тренировочным временем. Поскольку он был человеком достаточно одиозным, он заявил, что мы пойдем другим путем. И добился разрешения проводить свои исследования отдельно от других сборных. Единственное, что нас интересует, говорил он, это время необходимое для временной акклиматизации рассчитанное до дня. Сборная по тяжелой атлетике должна прибыть в олимпийскую деревню ни днем раньше установленного срока, чтобы спортсмены не перегорели, томясь в ожидании своих выступлений и болея за наших спортсменов представителей других видов спорта. 

И вот во время сборов в Дубне Воробьев вызывает меня лично. Разговор проходил сугубо официально. Воробьев достал из стола флакон без этикетки с таблетками и сказал мне: « Доктор, вот эти таблетки вы будете давать спортсменам». С этого и начались мои исследования. Я тщательно фиксировал в журнале кому и в какой дозировке я давал эти таблетки, и эти данные у меня сохранились до сих пор. 

ЖМ: Это был метандростенолон? 

СК: Нет, метандростенолон в сборной не использовали. Это был венгерский Неробол от Гидеона Рихтера. Действующее вещество то же – метандиенон, но качество было на порядок выше. Но название препарата Воробьев мне не сообщил, предпочел, чтобы я действовал вслепую. Причем он даже не сказал, что дозировка должна подбираться в зависимости от веса атлета. Я как законопослушный доктор стал давать всем одну и ту же дозу, но при этом тщательно фиксировал все изменения происходившие со спортсменами. Потом когда я анализировал эти данные и пересчитывал на кг веса спортсмена я констатировал, что легковесы получили адекватные дозы, в то время как тяжам этого было недостаточно. 

ЖМ: Какие дозировки назначил тогда Воробьев? 

СК: По 2 таблетки 2 раза в день. Таблетки были по 5 мг, соответственно суточная доза составляла 20 мг. Но в то время никакого допинг контроля не было, и эти препарата были разрешены для употребления спортсменами. 

ЖМ: Да, я помню, что в первом издании своего учебника по тяжелой атлетике, Воробьев рекомендовал прием метандиенона наряду с витаминами для лучшего восстановления. В последующих редакциях, после введения допингконтроля эту информацию соответственно удалили. Итак, вы работали врачом сборной по тяжелой атлетике? 

СК: Да. С тяжелоатлетами никто не хотел работать. У них сложные сборы и только два выездных соревнования в году – чемпионат Европы и чемпионат мира. Трехнедельные сборы, неделя перерыв и снова трехнедельные сборы. Не то, что у игровиков, они постоянно по заграницам ездили на товарищеские матчи. А в советское время возможность выехать за границу это самый главный стимул для врача сборной команды. Это я понял уже потом, когда стал анализировать, почему я так сразу был принят на эту должность. 

По окончании первых сборов начались другие, и Воробьев предупредил меня, что приедут два научных сотрудника из института эндокринологии и привезут еще препараты, которые мы будем давать нашим тяжелоатлетам. В те времена для того чтобы зарубежный медицинский препарат попал в советскую аптечную сеть он должен был выдержать целую серию клинических испытаний одновременно в нескольких клиниках Советского Союза, где тщательно отслеживались эффективность препарата и возможные побочные эффекты. Был создан комитет, занимавшийся этими проблемами, а его возглавлял замминистра здравоохранения Аветик Бурназян. В институте эндокринологии тогда как раз изучались и тестировались анаболические стероиды: неробол и ретаболил. Каким образом Воробьев вышел на этих сотрудников, даже не знаю. Но благодаря им он получил доступ к этим не лицензированным тогда еще препаратам. И вот общаясь с этими сотрудниками, я наконец узнал, что это за препараты. Дозировку они и сами не знали, но их фармакологическое действие объяснили. 

В январе 1968 года согласно намеченному Воробьевым плану подготовки к Олимпиаде сборная вылетела на Кубу. Там провели легкие тренировки. Через неделю прилетели в Мехико, где на следующий день были соревнования, на которых наши штангисты установили несколько мировых рекордов. План Воробьева работал! 

На соревнования я взял собой кистевой динамометр. Я встретился на турнире с уникальным человеком, тренером сборной команды Мексики Томи Коно. Знаменитый тяжелоатлет и культурист Он сам американец, но заключил контракт со спорткомитетом Мексики на подготовку сборной Мексики по тяжелой атлетике к олимпийским играм. А я там находился как переводчик и как врач. 

Он мне все рассказывал, что японцы это особая нация, и они обладают особыми способностями к настрою. Он даже термин назвал, как сейчас помню «майнд композишн»! Я достаю динаммометр даю Томи. Давай говорю, жми. Тот раз – 60 кг. грубо говоря. Я Боре Селицкому , будущему чемпиону в Мехико – давай ты. Он – 70 кг. Я опять Коно – давай свою «майнт композишн». Он напрягся, сжал – на 1 кг больше. Я Боре давай соберись, покажи русскую силу! Он тоже на 1 кг больше сделал. Ну, я и спрашиваю у Коно: «Ну и где же твоя «майн композишн!?». После этого мы с ним подружились. Томми одновременно был фотокорреспондентом журнала «Стренд энд хелс» у легендарного мецената Боба Гофмана. Он нас фотографировал и фото опубликовал в февральском журнале. Он тогда обратился ко мне с предложением. «Американцы придумали новую форму наколенника, ты договорись с руководством сборной и Гоффман даст советским тяжелоатлетам безвозмездно в рекламных целях». Ну, наши гордые, отказались… Томми выслал мне открытку. Зациорский потом отругал мен 
я за то, что я дал ему домашний адрес. «Ты что, дурак, сказал он мне. КГБ отслеживает всю личную переписку и берет переписывающегося с западом под наблюдение. Пусть пишут всегда только на адрес института». 

Во время учебы в аспирантуре в ГЦОЛИФКе я регулярно посещал институтскую библиотеку ВНИИФКа. А это тогда было единственное подразделение в стране, где выписывали иностранные журналы. В библиотеке ГЦОЛИФКа, ныне РГУФКа никаких иностранных журналов тогда не было. Квоту на иностранные журналы давали только для ВНИИФКа. И вот там, в журнале Боба Гофмана я и увидел наши фото с Мехико. И вот то ли в том же журнале, то ли в следующем мне попадается статья авторов Джонсон. То ли родственников , то ли однофамильцев. Статья о влиянии анаболических стероидов на функцию печени. Рассматривалось влияние препарата дианабол, американского метандиенона. Я прочитал эту статью и все в моей жизни перевернулось. 

ЖМ: Статья была негативная? 

СК: Нет, авторы провели исследования и их результаты показали низкую токсичность препарата при умеренных дозировках. Статья меня очень заинтересовала. И я решил провести собственные исследования. Хотя в то время у меня была еще одна работа, и Зациорский подбивал меня к написанию докторской диссертации по теме вариабельности сердца. Но я сказал: «Нет, я отныне буду заниматься анаболическими стероидами. Мне это более интересно». Для начала я изучил всю доступную у нас литературу по данному вопросу, как нашу, так и зарубежную. 

ЖМ: А у нас уже были тогда подобные работы. 

СК: Да у нас был очень хороший обзорный материал Н. Зарубиной, доктора наук работающей в институте эндокринологии. Она объяснила в своей работе основные механизмы воздействия анаболических стероидов на организм. В общем, когда я счел, что мои теоритические знания достаточны, я приступил к исследованиям, которое проводил на наших студентах из института физкультуры. Функции печени, как Джонсоны, я не исследовал, поскольку таких возможностей у меня не было. Но я исследовал влияние на силовые показатели, на функциональные возможности, на состав тела и т. д. В 1969 г. я написал методическое пособие на базе этих исследований, которое получило золотую медаль, как лучшая научно-исследовательская работа в СССР. 

Когда я прочитал статью Джонсонов, она меня просто потрясла. Я понял, что это что-то необычное. Я был творческий человек. Писал обзоры по тяжелой атлетике в «Советском спорте», сотрудничал с журналом «Спорт за рубежом»: был такой журнал, раз в две недели выходил. Во ВНИИФКе был так называемый сектор зарубежного спорта, который реферировал исследования по спортивным дисциплинам, проходившие за рубежом: журнал издавали как раз на базе этого сектора. И я пишу статью в этот журнал, что вышла статья за авторством Джонсонов, статья вызывает большой интерес и в то же время ставит много вопросов? А можно ли использовать эти анаболические стероиды молодому организму, насколько они могут быть вредны и при каких дозировках? В общем, я перевел и отреферировал эту статью и заострил внимание на нескольких вопросах. Эта статья была перепечатана в спортивных журналах всех соцстран. Зампреду спорткомитета СССР Ковалю, а он ведал международными делами, объявили выговор за то, что эту мою статью опубликовали. Я, правда, узнал об этом значительно позже 

ЖМ: Почему? 

СК: Потому что там говорилось об анаболических стероидах. 

ЖМ: Но ведь они тогда были абсолютно легальны и такого понятия, как допинг не существовало. 

СК: Это да, но уже тогда они рассматривались, как секретное оружие советских спортсменов и на публикации в прессе был наложен негласный запрет. В 1969 году Воробьев ушел с должности главного тренера сборной по тяжелой атлетике и стал начальником управления науки и учебных заведений в спорткомитет СССР. И после написания моей статьи он меня вызвал и говорит: « Давай готовь руководство по применению анаболических стероидов, и мы это все утвердим и засекретим». Вот так все это и начиналось. 

Я провел исследование на студентах. Дозы определял исходя из известных терапевтических и максимальных. Но еще сделал коррективу на вес спортсмена. Я нашел голландский журнал «Органон» и пользовался их данными. В мои группы входили баскетболисты, хоккеисты. Одна группа применяла ретаболил, одна неробол, а третья плацебо. Мы замеряли силовые показатели, состав тела, потребление кислорода. Неробол я давал по 20 мг в день. Ретаболил вводил в инъекции по 50 мг один раз в 10 дней. И вот на таких маленьких дозировках мы получили значительные результаты в силовых показателях, в тощей массе, в уменьшении жира. Я всегда придерживался теории разумной минимизации. Если хороший эффект дают маленькие дозировки, зачем принимать мегадозы травя свой организм. Я читал лекции на факультете повышении квалификации у тренеров и всегда ратовал не превышать терапевтические дозировки. В тяжелой атлетике мне удалось взять это под свой контроль. Дозы у меня доходили в фазе загрузки до 7 таб (35 мг.) Тем не менее, на местах, бывало, применяли убийственные дозы. Один волгоградский тяжелоатлет, бывший кандидатом в сборную СССР употреблял 25 таб.в день. Впоследствии он умер от цирроза печени. Я эти данные узнал благодаря анкетированию, которое проводил старший тренер сборной СССР Медведев. В анкетах спортсмены были обязаны указывать свои дозировки. 

ЖМ: Вы считаете что его цирроз печени был справоцирован мегадозами метандиенона? 

СК: На 100%. Ежедневно по 125 мг круглый год. При терапевтической дозе, указанной у Машковского, 15 мг.