Сами наркотики в мировом масштабе были окончательно запрещены примерно за семь десятилетий до этого, по итогам вольной или невольной, но вакханалии их употребления в ходе Первой мировой войны.
О том, что наркотики — зло люди знали давно, но глобальных мер борьбы с их широким оборотом не было: вспомним, как в XIX веке те же англичане «подсадили» на потребление опиума огромный Китай и наживали на этом многомиллионные барыши. Но и в самой Англии почтенным джентльменам никто не запрещал травиться, если они того пожелают. Из рассказов Конан Дойля известно, что любимец российской публики Шерлок Холмс коло себе то морфий, то кокаин и даже доводы доктора Ватсона, как он этим разрушает себя, долго время не действовали на умнейшего сыщика. Лишь в начале ХХ века представители ведущих стран мира начали собираться на международные конференции, чтобы решить как вместе бороться с наркотической напастью. Но в 1914 году началась Первая мировая война и всё пошло прахом.
Среди прочих тридцати трех несчастий, свалившихся тогда на Европу, была и первая глобальная вспышка потребления наркотиков уже не отдельными декадентами, а миллионами людей. Возбуждающие вещества широко применялись в армиях западных стран для «поддержания тонуса» и просто «для храбрости», а впоследствии... Широко известно, например, что будущий рейхсмаршал гитлеровской Германии Герман Геринг, служивший на фронтах Первой мировой лётчиком, перед боевым заданием с охотой вдыхал раздававшийся лётчикам «белый порошок». К концу войны Геринг превратился в конченого наркомана, не излечившегося и через 30 лет. Во время ареста в 1945 году в его багаже нашли 20 тысяч ампул наркотиков — как говорится, убегая бросил золото и картины, но «прихватил самое важное». Наркотики раздавали и немецким пехотинцам: вот он, оказывается, какой был — секрет тевтонского бесстрашия.
Голландская писательница Конни Браам провела своё историческое расследование и обнародовала шокирующую историю: на самых опасных участках фронта и в британских частях через медчасти пехотинцам тоже выдавали кокаин. Для удобства приёма в условиях окопной антисанитарии наркотик изготавливали в форме таблеток под названием «Ускоренный марш» с краткой аннотацией: «Ослабляет чувство голода и усиливает выносливость». Казалось бы, причём здесь нейтральная в годы Первой мировой войны Голландия? А при том... Именно в нейтральных Нидерландах работала огромная фабрика по переработке «дурман-травы», сырье для которой поставлялось из Голландской Ост-Индии (нынешняя Индонезия). Как беспристрастные нейтралы, голландцы продавали наркотики и немцам и англичанам до 13 тонн в год. Лишь в мае 1916 года в Англии был запрещён целый ряд наркотических препаратов, но в других странах «либерализм» в этой сфере продолжался. Как итог — после войны наркоманами стали сотни тысяч демобилизованных солдат (многих даже приравняли к инвалидам войны), а в психушках США и Западной Европы наркоманов лежало больше, чем алкоголиков.
Крики из операционных пугали новобранцев
В русской армии наркоту для храбрости, к счастью, не раздавали — царь-батюшка, как известно, запретил даже пить водку. Но русскими врачами при подготовке раненых к операциям широко использовался опиум, получивший именно в годы Первой мировой прозвище «солдатского лекарствоа». Качественный наркоз в начале ХХ века ещё был редкостью, тем более в России с её вечно отстающей фармакологической промышленностью. А вот разведение опиумного мака до Первой мировой войны в Российской империи не воспрещалось, самые «тяжёлые» наркотики можно было свободно купить в аптеке как лекарство.
Готовясь к большим сражениям, полководцы в числе прочего заказывали завезти в полевые лазареты килограммы опия и морфия, с чем поначалу безуспешно боролся лишь знаменитый хирург Николай Бурденко. Но без опиума хирургам было ещё хуже — стоны и крики из операционных пугали новобранцев за десятки метров. Зарплата военного хирурга, работающего на фронте, к слову, в те времена достигала сумасшедших цифр — 600-700 рублей в месяц, почти в 10 раз больше, чем получали младшие офицеры. Да ещё выплачивались и «подъёмные», и прочие бонусы. И всё равно хорошие оперирующие врачи были в дефиците.
Это не с морковкой мучиться
«Сырьё» для русского «солдатского лекарства» выращивали в Средней Азии, Приморье и Приамурье. Занимались этим в основном переселенцы из соседнего Китая — сами китайцы, дунгане и уйгуры, арендовавшие земли у русских казаков и крестьян. Аренда была легальной, хозяева угодий получали за неё куда большие деньги, чем от мучений с обычной «картошкой-морковкой». В результате в некоторых приграничных с Китаем районах под посевы мака и конопли уходило до половины пахотных земель, а сами казаки и крестьяне предались откровенному безделью, пропивали деньги и не занимались хозяйством. По деревням резко вырос уровень преступности, чиновники погрязли в коррупции, всё чаще начали возникать массовые беспорядки и, что особенно тревожило официальный Петроград — практически прекратилось освоение новых земель.
Но это было ещё полбеды — постепенно выходцы из Китая вовлекли среднеазиатских казахов и киргизов, а также русских поселенцев не только в «арендные отношения», но и в наркоторговлю. Ведь основным потребителем их «продукции» был сам Китай, где количество наркоманов достигало 10 миллионов, а выращивать опиум было как раз нельзя: местные власти знали слабость своего народа на «белый порошок» и давно вели борьбу с дурманом. Китайское правительство слало в Петроград ноту протеста за нотой протеста — «с вашей территории поступает смертоносное зелье». Наркотики начали изымать на границе десятками тонн, но большая часть всё равно «просачивалась». Доходило даже до того, что опиум, выращенный в глухих районах Синьцзяна на западе Китая, везли через территорию России на густонаселенный восток Китая — это было безопаснее, чем по китайской территории. Для большей конспирации везли, естественно, не китайцы, а «лица славянской национальности», не вызывавшие никаких подозрений — обыкновенные деревенские бабы в платках и лапотные мужики.
«Оставшись одна, принуждена была сдать землю в аренду китайцам»
Летом июня 1915 года Николай II боролся с противоречивостью обуявших его чувств: с одной стороны, было жалко раненых солдат, которым пилой, на живую, отрезали руки-ноги. С другой — окраины империи превращались в чёрт знает что: слов «Золотой треугольник» тогда ещё не знали. Решив вопрос в пользу борьбы с дурман-травой, царь-батюшка утвердил закон «О мерах борьбы с опиумокурением». В Сибири вводился запрет на посевы, сбор, хранение, продажу и ввоз в страну опиума и вскоре Петроград завалили слезливые телеграммы от местных крестьян: «Муж ранен в японскую кампанию, теперь находится в действующих войсках. Сын тоже ранен и теперь лежит в петроградском лазарете. Оставшись одна, принуждена была сдать землю в аренду китайцам, которые за неимением хлебных семян ввиду бывшего наводнения засеяли землю маком... С уничтожением посеянного мака как меня, так равно все население Полавского округа, где из 17000 десятин засеяно маком более 8000, ждет полное разорение. Прошу защиты и распоряжения произвести сбор мака в настоящем году». C другой стороны — фронтовые хирурги требовали опиум, опиум, опиум...
В результате власти пошли на компромисс: на Дальнем Востоке «жену есаула» послали в известное место и казачьими шашками повырубали все плантации, но среднеазиатам выращивать опиум разрешили. Правда — с условием, что продукцию они будут продавать властям. Хитрые азиаты кивнули, но большую часть «продукции» всё равно продолжили сбывать в Китай. На это закрыли глаза: дефицит обезболивающих средств в госпиталях был ликвидирован и ладно. А там уже и революция грянула с её бардаком, Гражданская война. И проблему полного запрещения наркотиков пришлось решать уже советской власти.
